Дело

Духовная составляющая

Дело всегда имеет внутреннюю, духовную составляющую. Иногда эта составляющая столь велика, что по внешним проявлениям дела невозможно определить, чем занят человек: то ли он лежит, отдыхает, то ли решает сложную задачу.

Разными словами о делах

Дела чаще называют действиями. Дело лучше действия, потому что, во-первых, короче. Во-вторых, действие любят физики, когда описывают бездушные тела и поля. Когда речь идёт об одушевлённых существах, движимых волей, лучше говорить о делах, а не о действиях. Дело можно назвать поступком или актом. Тогда следует избегать плеоназмов типа дела и поступки, активная деятельность. Дело можно назвать и поведением, но тогда не стоит говорить поведенческий акт. Поведение людей – это дела существ, ведомых нуждами. Иногда – мучительными нуждами, из-за которых готов пуститься во все тяжкие. Мучительные нужды – чаще всего результат неадекватных дел, которые могут превратить жизнь в пытку. И наоборот, адекватное поведение редко доводит желания до степени крайней, невыносимой нужды, отчаяния, состояния безвыходности, чувства бессмысленности существования. Адекватное поведение – это творение удовольствия, удовлетворение. Адекватное поведение вызывает чувство радости, счастья. Оно порождает новые желания, а эти новые желания толкают к новым делам и к новым радостям. Дело – процесс. Дело длится, разворачивается во времени. Поэтому говорить о процессе дела или о деловом процессе, бизнес-процессе, значит, употреблять плеоназм, ведь процесс – от латинского processus – течение, ход. Однако когда речь идёт о делах, часто появляется пресловутый и досадный процесс: творческий, учебный, производственный, исторический, переговорный. Творчество или переговоры – сами по себе уже процессы. Соучастие, общение или взаимодействие. Некоторые дела можно осуществлять в одиночку, без участия других людей. Например, есть, спать, рыбачить. Но некоторые дела требуют участия других людей. Нельзя договариваться, если нет партнёров. А без договоров или хотя бы без молчаливого согласия нет торговли и даров. Нельзя командовать, если нет подчинённых. Одному не с кого собирать налоги, некого принуждать к работе в свою пользу. Нельзя совершить преступления, если нет граней, которые можно преступить, а, следовательно, и людей, которые эти грани защищают. Нельзя остановить преступление и тем самым совершить подвиг, если нет преступника. Такие дела мы будем называть соучастием, общением или взаимодействием, не найдя лучших слов, которые охватили бы все способы дел с участием других людей. Например, убийство – это дело с участием убийцы и жертвы, но не принято назвать убийство ни соучастием, ни общением, ни взаимодействием. Убийство – общение, если понимать общение в широком смысле, как дело с участием других людей. А убийство подходит под это определение, его нельзя совершить в одиночку, без жертвы. Общение, как дело, требующее участия другого человека или других людей, это предварительное определение общения. Далее по мере введения граней, мы увяжем общение с гранями. Конкуренты и товарищи. К делам других людей можно относиться по-разному. Эти дела могут нравиться, они могут радовать, избавлять от каких-то нужд. Людей, которые делают приятное, принято называть друзьями, товарищами, союзниками. Но люди могут делать и неприятное. Таких людей принято называть конкурентами, соперниками, противниками, врагами. Любой может стать конкурентом, любой может сделать нечто неприятное, причинить ущерб, помешать исполнению вашего желания. Даже очень близкие люди могут делать неприятное, как в анекдоте: мне всегда было трудно привести домой женщину, сначала этому мешала мама, потом – жена. Мечта коммунистов о преодолении конкуренции, о всеобщем братстве и товариществе основана на плохом понимании человеческой природы. Человек склонен делать приятное в первую очередь для себя, и всегда найдётся тот, для кого это неприятно. Конкуренция – это неприятные или даже враждебные дела. А так как любое дело для кого-нибудь неприятно, то в любом деле можно увидеть конкуренцию. Забавно, что статья 8 Конституция России гарантирует поддержку конкуренции, то есть поддержку дел, где радость одних вызывает печаль других. Невозможность преодолеть конкуренцию вовсе не означает, что её нужно поддерживать. Способы остановить конкурента. С конкуренцией, с тем, что другие ведут себя не так, как тебе хочется, с тем, что не все готовы пожертвовать для тебя чем-то, до определённых пор мирятся. Но терпение может кончиться, и придётся выбирать один из четырёх способов прекращения конкуренции, то есть прекращения неприятного тебе поведения других людей. Вот эти способы: • Насилие • Устрашение • Обман, маскировка • Размежевание, разграничение Мне как-то сказали, что есть и другие способы остановить конкурента: любовь и манипуляция. В первом случае нужно влюбить конкурента в себя. Он перестанет быть конкурентом, станет милейшим другом и сделает всё, что ты захочешь. Но даже влюблённый не будет твоим союзникам во всех твоих делах. И, самое главное, любовь – это не способ остановки конкурента, а мы только о таких способах говорим, это способ превращения конкурента в друга. Второй способ остановить конкурента, который я якобы упустил, – манипуляция. Конкуренту внушают, что он нуждаётся в том, в чём он на самом деле не нуждается. И наоборот, ему внушают, что он не нуждается в том, в чём он на самом деле нуждается. Но в таком случае манипуляция подпадает под обман, тонкий обман, которым занимаются некоторые рекламщики, политики, учителя, родители... А теперь подробнее о четырёх способах остановить конкурента. Насилие. Конкурента удерживают, связывают, запирают, калечат или убивают. Родиону Раскольникову нужно было имущество старухи-процентщицы, а так как старухе оно тоже было нужно, то Раскольников убил старуху, а заодно и сестру её Лизавету. Тут мне говорят, что Раскольникову нужно было не имущество старухи. Он подражал Наполеону. Ему нужно было проверить себя на крутость, на способность убивать. Но не так важно, что хотел Раскольников, убивая старуху. Важно, что выбрал он насилие. Самое масштабное насилие – война. Устрашение. Можно добиваться желанного мягче, лишь угрозой насилия. Конкурента устрашают, то есть демонстрируют ему свои способности убивать, калечить, причинять боль или лишать привычных удовольствий. Устрашенный уступает. Он делает то, что хочет от него устрашающий. Он отказывается от исполнения некоторых своих желаний. Зато он не ввязывается в драку. Возможно, тем самым сохраняя себе жизнь и здоровье. Вооруженные люди, объединенные в продотряд, и предлагающие крестьянам сдать «излишки» хлеба, пользуются стратегией устрашения. Обман. Если не можешь или не хочешь насиловать и угрожать, действуй незаметно для конкурента, и тогда он тебе не помешает. Этой стратегий пользуются воры, мошенники, мистификаторы, неверные супруги. Размежевание. Здесь нужно идти на уступки. Ты отказываешься от дел, которые не нравятся твоим конкурентам в обмен на подобный отказ с их стороны. Конфликт разрешается установлением границ дозволенного поведения, граней. По одну сторону лежат дела, которые я могу совершать, на которые имею право, по другую – дела запрещенные, аморальные. Именно размежевание, особенно когда оно подтверждается знаками, словами, договором, порождает мораль, нравственность, право. Когда-то люди регулярно ели человечину. Потом решили, что этого лучше не делать, потому что это не нравится тем, кого собираются съесть, и их близким. В современном мире люди даже гонят от себя мысли съесть другого человека, как мерзкие. Брезгуют кушать себе подобных не только люди. Крупные рыбы не едят чистильщиков, хотя чистильщики – это маленькие и вполне съедобные рыбки и креветки. Крупные рыбы «уважают» чистильщиков. Почему? Потому что чистильщики питаются паразитами, которых снимают с тела крупных рыб, заплывая им даже в рот, чтобы почистить зубы. Казалось бы, чистильщика можно съесть после того, как он поработал, а при нужде в новой чистке обратиться к другому чистильщику. Тем более что съесть чистильщика, который находится у тебя во рту можно незаметно для других чистильщиков. Кто узнает? Но крупные рыбы не едят чистильщиков, хотя едят других рыбок и креветок примерно такого же размера, что и чистильщики. Вдруг чистильщики распознают того, кто их ест, несмотря на конспирацию? Страх остаться без санитарной обработки очистил их рыбьи головы от искушения съесть чистильщика. По всей видимости, рыбы, которые поддаются этому соблазну, подыхают от грязи и паразитов. Ведь от них чистильщики, когда распознают злодея, шарахаются. Рыбы чувствуют грань, которую нельзя преступать, и не едят чистильщиков. Люди в отличие от рыб не только чувствуют грань, отделяющую допустимое поведение от недопустимого, но иногда даже могут поговорить об этих гранях и подкрепить их договором. Наиболее универсальные и неоспоримые запреты люди формулируют в авторитетных текстах: не убей, не укради, не прелюбодействуй. Меня критикуют, когда я приписываю рыбам и креветкам чувства, например, чувство страха. Ведь мы не можем достоверно знать, что испытывают рыбы и испытывают ли вообще. Достоверно можно говорить лишь о рыбьих делах. Вот она плывёт, открывает рот, глотает… А рыбьи чувства: страх, искушение съесть другую рыбку или креветку – это всего лишь фантазии. Полагаю, что без фантазий не обойтись даже в науке, лишь бы это были правдоподобные и полезные фантазии. Все абстракции – это фантазии, существующие лишь в нашем воображении. Фантазия – число вообще, безотносительно к тому, что считаешь. Древние греки нафантазировали линии, в том числе прямые, которые не имеют ширины, и которых никто не наблюдал в природе, но это полезные фантазии. Наделяя рыб чувствами, я тоже фантазирую, но я считаю это полезной фантазией, потому что мне проще описывать их поведение. Когда мы верим в наличие чувств у рыб, можно сказать коротко: не шуми, рыбы пугаются. Если такой веры нет, то придётся объясняться сложнее. Например, так: не шуми, рыбы уплывают, когда кто-то шумит, у них инстинкты, они так запрограммированы для повышения выживаемости. Ещё полезнее верить в чувства других людей, хотя никому не дано напрямую «подключиться» к этим чувствам. Ведь, если настойчиво и вслух сомневаться в одушевлённости окружающих людей, то они могут упечь сомневающегося в сумасшедший дом. А вот наделение чувствами коллективов дополнительно к чувствам людей я считаю вредной фантазией. За наделением коллективов чувствами, душой сразу следует требование подчинить чувства людей чувствам коллективов. Наделяя рыб чувствами, никто не требует от людей подчинения рыбьим чувствам. А вот в случае с коллективами требований подчинить свои потребности потребностям общества, народа – сколько угодно. Пока не перевелись желающие принуждать от имени народа, фантазировать о чувствах, о душе народа опасно.